От сверхчеловека к сверхэгоисту

Любопытный феномен — возродилось противопоставление гуманизма и христианства. Вылезло оно, по медийной традиции, на скандалах и толстом троллинге, словно это очередной пас обывателю на посмеяться-повозмущаться — словом, отвести душу.

humanism1-300x292.jpg

Казалось бы, причем тут уже навязший у всех в зубах спор так называемых либералов с так называемыми патриотами? Какая связь? Но, связь есть. Больше того, одно как раз из другого и вытекает и означает, что давно дискредитировавший себя спор — дискредитировавший как взаимной нечестной игрой, так и внутренними брожениями в обоих лагерях, дискредитировавший, но не способный утихнуть, ибо спор этот вечный — вышел на новый вираж под новыми знаменами. Точнее под старыми-новыми. И потому, о том, что гуманизм — идеология безбожная, и что он «ну, протух» мы, вероятно услышим еще не раз. И, наверняка, опять как откровение.

К тому же и в нынешние времена с откровением этим выступил первым вовсе не одиозный Всеволод Чаплин, а главное официальное лицо Русской Православной Церкви — Патриарх Кирилл.

В конце марта он произнес такую речь: «Сегодня мы говорим о глобальной ереси человекопоклонничества, нового идолопоклонства, исторгающего Бога из человеческой жизни. Ничего подобного в глобальном масштабе никогда не было. Именно на преодоление этой ереси современности, последствия которой могут иметь апокалиптические события, Церковь должна направлять силу своей защиты, своего слова, своей мысли».

Интеллектуалы, которые за права и свободы и прочие приятные вещи, тотчас возбудились. Вот уже недоумевает Николай Сванидзе: «Его Святейшество называет ересью, то что последние 500 лет человечество называет гуманизм». И Владимир Познер признается, как «испытал много разнообразных чувств», он даже хочет назвать отношение патриарха к правам человека «глобальной ересью», но сдерживается только из-за опасения «быть обвиненным в плагиате». И Игорь Яковенко в растерянности, как же так дескать ведь «гуманизм был и остается основой христианства».

Ага, конечно, был и остается. Уже 500 лет гуманисты с церковью бодаются-бодаются — и все у них неустранимые противоречия.

Зачем же обе стороны прикидываются, что «первый раз замужем»? Зачем одни делают вид, будто гуманизм родился не из косности и затхлости средневекового католичества с его инквизицией, крестовыми походами, Варфоломеевской ночью? Зачем другие разыгрывают, будто не было некрасивых историй с Вольтером и Руссо, будто не оттаптывался на гуманизме наш Федор Михайлович в своих «Бесах» и «Карамазовых» и будто не обличал «ложь гуманизма» Бердяев? Почему и те и другие, притворяются, будто Чаплинское уверение, что гуманизм «привел в XX веке к самым чудовищным преступлениям» растет не из умозрительных схем, давно ставших общим местом — схем про сверхчеловека Ницше, породившего нацизм с его Освенцимом. Почему?

Ну, во-первых, заезженная пластинка никому не интересна. Во-вторых, копать глубоко нынче не принято, мало ли какие возникнут у скептиков еще вопросы к обеим сторонам. А, в-третьих, бэкграунд, как сейчас выражаются, всегда можно держать как козырь в рукаве. После скандала, устроенного с фейерверками передергиваний какой-нибудь экстравагантной персоной, очень, знаете, бывает к месту, чтоб пришел тихий-скромный дяденька с профессорской бородкой и грамотно объяснил, за кого «на самом деле» история.

К этим методам уже прибегают и снова будут прибегать и те и эти. Передергивания и подтасовки станут изысканнее и тоньше. И те и эти будут сталкивать не сопоставимое, защищая свое, каждый будет говорить лишь о теории, о возвышенных идеалах, цитировать великих, нападая на чужое будут тыкать исключительно в «факты». Нормальный такой ход, использующий вечное противоречие между идеализмом мировоззрения и его жутким материалистическим воплощением.

А если еще выдернуть из реальности какие-то крайние явления, как часто у нас и поступают? Очень выгодно сравнивать прекрасные свободу-равенство-братство с «попами на мерсах», «часами патриарха» и безумными активистами Энтео. Точно так же выгодно сопоставлять высокие идеалы про любовь к ближнему с мясорубками французской и русской революций.

Но если сравнивать идеалы с идеалами, а реальность с реальностью, то счет будет 0:0, спор потеряет смысл. Претензии останутся к тем и этим, и в том и этом можно найти утешение.

Вот, например, гуманизм. Казалось бы, что может быть прекраснее служения человеку, что может быть выше признания его права на свободу, счастье и разные блага земные, что может быть достойнее признания в человеке Личности? Проблема в том, что свобод на всех не хватает. И если бы принцип «моя свобода кончается там, где начинается свобода другого» реально работал, то есть свободы и справедливости на всех было бы поровну, то это была бы вообще никакая не свобода и не справедливость, а только одна сплошная необходимость. Заковыка в том, что уповая на грядущее всеобщее благоденствие человечье и мир во всем мире, гуманизм не может это ничем обеспечить, и, тогда, превознося личность вообще, гуманизм возвышает личность какую-нибудь совсем отдельную, причем возвышает над остальными. Так растет отчуждение людей друг от друга. Так люди падают в яму своего одиночества и эгоизма.

Не хочется ничего говорить про порожденные гуманизмом фашизм и большевизм. Вопрос этот спорный. Очень спорный. Что угодно можно вывести из чего угодно. Но хочется посмотреть на ситуацию с точки зрения маленького человека.

В 2008 году вышел в прокат фильм «Гитара» — фильм, собственно, как раз про то, в какую ловушку нас всех заманил гуманизм или точнее продолживший его постгуманизм.

Сюжет не замысловат. Молодая американка узнает, что неизлечима больна, и жить ей остается не больше двух месяцев. Нормальный такой штамп, из которого может родиться как шедевр, человечеству на добрую память, так и сентиментальная муть. По закону жанра, на несчастную обрушиваются еще 33 несчастья, ее увольняют с нудной и низкооплачиваемой работы, и ее бросает бойфренд, от которого, впрочем, и так было ни горячо ни холодно.

И что делает героиня? Отправляется в путешествие по свету? — предположит неискушенный читатель. — Едет просветляться в какой-нибудь Шаолинь? Может, бросается на помощь голодающим детям Африки? Неужели совершает дерзкое ограбление крупнейшей из корпораций, бросая, таким образом, вызов обществу? Ох, если бы хотя бы так предсказуемо.

Нет, героиню колбасит в соответствии с лозунгами постгуманизма а-ля «будь собой» и «ты этого достойна» — аналогами прежних «Человек — венец природы», «Человек — это звучит гордо», «Человек рожден для счастья»… Кстати последний лозунг первым родил вовсе не Короленко, а гуманистический утопист XVI века — Томас Мор. Продолжение фразы у него было таким: «Никто не может быть настолько глупым, чтобы не чувствовать стремления к удовольствиям». Ну, вот и наша героиня, будучи совсем «не глупа», потянулась к удовольствиям. Последние деньги она отдает на двухмесячную аренду шикарных апартаментов, а за счет неисчислимых кредиток начинает ненасытно потреблять этот мир — покупает роскошные вазы, дизайнерские тряпки, драгоценности, объедается невиданными деликатесами, предается изысканному разврату. Ну, и еще учится играть на гитаре — воплощает бедняжечка мечту детства.

Отзывы зрителей самые восторженные, чувствуется, многие желали бы послать к чертям все обязательства и пуститься во все тяжкие — в смысле, «освободиться от оков» и «броситься в погоне за мечтой». Странно, но никто не задался вопросами, за чей счет банкет. Уж не за счет ли тех маленьких клерков, обслуживающих кредитки героини, которые благодаря ей, может, и на какие-нибудь штрафы попали? Не за счет ли той разносчицы деликатесов, не способной заработать на независимость от жениха-буяна? Не за счет ли того грузчика, таскающего дутой богачке бесполезную роскошь за гроши, чтоб прокормить семью? Не за счет ли, в конце концов, тех жалких букашек, боящихся «быть собой», что потребляемые героиней блага произвели? На каком вообще основании героиня противопоставила себя этим людям, этой «толпе»?

Но гуманизм на стороне героини, ибо себя нужно любить и уважать, нет ничего превыше свободы личности. А на стороне всех остальных — старое косное, такое почвенническое, задолбавшее весь прогрессивный люд христианство с его тихим смирением перед вечными несправедливостями, принятием мира Божьего, где каждый, как муравей, несет свою травинку и не ропщет, где каждый друг другу сестра и брат.

Впрочем, ведь и христианские добродетели хороши в теории, даже если брать только христианское учение и ничего не говорить про современную (да и не только) церковь. Ведь на практике любить ближних порой тяжело безмерно, вот разве что дальних можно, как заприметил еще бунтующий Иван Карамазов. Порой ведь прям заставлять приходится себя любить иного-то ближнего. А если заставлять, то какая же в том ценность? Лицемерие и только.

Вот и получается, в обычной жизни, порой такой неприглядной в быту, проще всего дается именно абстрактная гуманистическая любовь к человечеству. Отправить сторублевую эсэмэску в благотворительный фонд — запросто, а попробуй-ка ежедневно повыноси подгузники из-под престарелого брюзжащего родственника. Пожалеть и простить какого-нибудь незнакомого мелкого воришку, который «жертва обстоятельств» не трудно, а попробуй-ка не сломайся и не сорвись, если ты один несешь ответственность за сына-инвалида.

И тут, извините, опять кино. Уже французское. «Закон рынка» называется. Его уже разбирала очень талантливый публицист и режиссер Юлия Меламед. Ну, ничего, разберем еще разок. Тем более что сюжет опять не затейлив. Немолодой француз, работавший токарем, попал под сокращение. Немного пободавшись с бывшим работодателем в судах, плюнул, встал на биржу. Месяц пролетает, два, десять, полтора года, пройдены курсы крановщиков, несколько мотивационных тренингов (уж как без них?), дача продана. А работы все нет. А долгов все больше. А на иждивении сын с ДЦП.

И вот устраивается француз в супермаркет охранником. Работа, конечно… Бывает, попадется какой-нибудь жлоб, утянувший зарядку для мобильника, а бывает, и старичок тщедушный, укравший килограмм мяса, и которому нечем расплатиться. Еще случается, что и коллеги плошают, мухлюют со скидочными купонами. Вот одна попадается, ее, двадцать лет проработавшую, увольняют, она сводит счеты с жизнью, потом выясняется, что у нее еще сын был наркоманом. И жалко-жалко. И ее, и героя, что работа у него такая собачья, и что вынужден во всем этом варится. По-настоящему жалко. Хорошее кино.

Но интересно, какую дискуссию вызвал разбор этого фильма на фейсбучной странице Юлии Меламед. Праздно прогуливающиеся комментаторы вдруг быстро договорились, что работать охранником в супермаркете — это все равно, что палачом (мы же ведь все помним случай со старушкой в «Магните»). И ладно бы если б это шло от гуманности, то есть от милости к падшим, ничего подобного — сошлись обсуждающие на том, что даже сын с ДЦП — не предлог «приносить в жертву собственное Я».

Ох, уж это «собственное Я». Прямо какое-то раскрепощение личности по Борджиа. Опять, понимаешь, столкновение гуманизма с идеей христианской малости перед Богом. Снова поле битвы — сердца людей.

И опять весы — ни туда, ни сюда. А спор продолжается. А ведь не гуманно это, ей богу.

Статья опубликована в "Свободной прессе" 12 сентября 2016 года.