Все никак не могу понять, что меня так смущает в сетованиях об умирании нашей литературы. Может, тон, который в патриотическом изводе звучит, как «а вот раньше-то, когда деревья были ух, трава — ах», а в прогрессивно-либеральном «а вот у них на Западе — красота». А может, не форма дискуссии меня печалит, а содержание, точнее уже как будто бессодержательность. Хотя вроде вот правильные вещи многие сетующие подмечают, и проблем, кажется, хватает, и не просто все. А все равно как будто не о том. И чем-то таким смутно-унылым от всего этого веет.

Читали постоянно жалуются. Одним вечно нечего читать — один хлам. Но эта старая история, с этими товарищами все понятно — они и читать-то не хотят, они хотят, чтоб им читали. Испорченные потребительской философией «чего изволите» индивиды. С другими сложнее — им искренне сочувствуешь — им выбрать тяжело. Вроде бы все для них — реклама издательств, премиальные списки, критические обзоры «толстяков», специальные сообщества типа Livelib, но… Много «но». Рекламируют часто сами знаете что, критика давно превратилась либо в ту же рекламу либо в способ самовыражения критика, списки, бывает, тоже подводят и даже отзывы на литфорумах могут оказаться банальным вирусняком маркетологов.

И люди справедливо возмущаются. И выступают с рацпредложениями. Голосуют за новые критерии отбора, требуют новых имен среди конкурсных номинантов, хотят чтоб больше раскручивали новых талантливых авторов. Но кто будет отбирать, отсеивать, по каким-таким единственно верным параметрам? И с новыми талантливыми тоже, ну возьмутся кричать на всех углах не про пять открытий года, а про пятьдесят, и что? Опять сплошная неразбериха.

А еще на вкус и цвет. Никто не отменял. Я вот, к примеру лучшей книгой современности считаю «Географ» Иванова, а другому это — скука смертная на бытовухе. Или вот взялась я тут за Терехова, грызу-грызу его «Каменный мост» и понимаю, ну не мое, хотя талантливо, черт возьми. Или Шишкин, допустим. Гениальный же стилист. Но то, что он поэтизирует, мне как-то ну совсем не близко, не могу читать, не могу восторгаться. Хотя не близки, например, и идеи Прилепина, но от его книг странным образом так пробирает, что не оторваться. Так же гипнотизирует меня Сенчин — хотя у него-то вообще все просто - как по топором по дереву. И обертка невзыскательная и начинка без затей, да еще горькая, порой сама не понимаю зачем я его не брошу со всей его безнадегой и беспросветностью —это я-то, убежденная, что все не так, что мир светлей, лучше — но вот затягивает.

Но дело тут, конечно, совсем не в моих непростых отношениях с творчеством живых классиков, а в принципе. Точнее в невозможности неуместности тут никаких принципов. И уважаемые критики или представители жюри литературных премий, чтобы там они о себе не мнили, ничего тут не изменят. На вкус и цвет…

Писатели жалуются. Мало им в прозе пар выпустить по поводу несовершенства мира, надо еще в повседневности побрюзжать. Кого совсем не издают, кого издают мало и недостаточно громко, кому жить не на что. Да все понятно, на самом деле.

Я сама из неизданных. У меня крупная повесть и роман в столе лежат. Рассылала по издательствам — тишина. Отправляла на «Дебют» - та же петрушка. Может, не читали, тупо потонуло все в тоннах самотека, а может все это мое сокровенное, выстраданное — оно просто...

Ну, помните как у Хармса? Выходит писатель и говорит: «Я писатель». Появляется читатель и отвечает: «А по-моему ты...» Да, помните, в общем. А что? Самокритичнее надо быть. С другой стороны, может оно, конечно, и ничего. Откуда мне знать — обратной связи у меня с литмиром нет, ходы-выходы мне неведомы. Хорошо бы, может, с классиком каким пообщаться на предмет ценности моих писаний, но где — я, и где — классики… Так что же выходит: мир жесток и не справедлив? Выходит: таланту не дают пробиться? Да вроде — нет, мир, как мир, нормальный такой. И книжек хороших полно в этом мире. Без моих.

Издающиеся плачутся, что платят мало, не прокормиться. Печально, наверное. Очень было бы здорово, если бы даже дебютанты шестандцатых эшелонов могли жить-поживать с гонорара за одну книжку хотя бы полгода. Но, честное слово, гораздо больше я все же сочувствую учителям литературы. Особенно тем, которые по призванию. Они ведь тоже хотят заниматься любимым делом и получать за это достойное от общества вознаграждение. А занимаются они помимо основной работы какой-то бессмысленной бумажной ерундой по составлению планов и отчетов и получают за это тысяч двадцать и нервотрепку.

Недавно беседовала на «Снобе» с писательницей Эльвирой Барякиной. Она мне доказывала, что очень ее коллегам тяжко, не ценят труд их. Весьма озабоченная экономической составляющей она мне писала так: «Последняя книга Прилепина - это 20 тыс. экз., что выливается в гонорар около $6000 (плюс-минус). Книга пишется минимум полгода. Крутая книга пишется несколько лет. И за все за это - $6000? А кушать-то что автор будет? А учиться на что? А семью содержать? А путешествовать?»

Хм, а медсестре как путешествовать? А работяге в «АвтоВАЗа»? А почтальону? А кассирше «Пятерочки»?

«Если автор зарабатывает на книге 6 тыс, и это счастье, то он просто не может писать каждый день по 8 часов, - писала мне автор 15 книг, Эльвира Барякина. - Ему придется «переквалифицироваться в управдомы». О какой эффективности может идти речь, если вы 8 часов работаете на дневной работе, а потом - поучив уроки с детьми, помыв посуду и прибравшись хоть немного - выходите на третью смену?»

Может и, правда, тогда в управдомы? Зачем мучить себя на трех сменах? Мне-то дурочке мнилось, что писательство — это разговор души с миром, а оно эвона как.

Но ведь есть и не такие, - возразят мне, - есть те, которые за идею, за смыслы, за лучший и добрый мир. Угу, но у них та же песня, только более жалобливая. Ну и с претензией на сложность. Не просто платят мало, а талант губят, ибо талант вынужден тратить себя на поденщину, отвлекаться, стало быть, от великого. Не просто маленькими тиражами издают на деньги меценатов, а лишают животворящей культурной среды. И вот уже безмерно уважаемый мной Лев Пирогов от условного патриотического лагеря сокрушается: «Когда писатель находится в гарантированной изоляции, он неизбежно деградирует». Ну-да, ну-да, наверное, Дмитрий Быков от условного либерального лагеря, руководствовался той же логикой, когда писал о «распаде и деменции» Шаламова. Нормальный такой тотальный детерминизм.

Нет, я вовсе не к тому веду, что настоящему писателю, чтоб создать подлинно великое надо всенепременно там пострадать, хапнуть судьбинушки по самое не могу. И за Шаламова, конечно, безмерно горько. И за Достоевского бедолагу обидно — всю жизнь в долгах, еще каторга эта. И Булгакову нельзя не сочувствовать — игрались с ним, как в кошки мышки, на «Батум» разыграли. Обойдись они без этих мытарств, что дару бы поубавилось? Писали бы не по-настоящему? Да той же кровью души! Только разве что о другом. Ну, как граф Толстой. Или Тургенев. Впрочем, и эти ведь страдали. По другой только части, не столь культурно-социально-обусловленной.

Хочется писателям нашим лучшей жизни, честно, хочется. Но и брюзжание их как-то… Все эти бесконечные сетования на жесткость рынка при яростном стремлении в этот рынок вписаться и получить от него все причитающееся, все эти кивания на не такую аудиторию при плохо скрываемом желании быть этой аудиторией обласканными...

Может, потому больше всех располагает к себе Алексей Иванов с его философией «делай, что должен и будь, что будет». То ли 12, то ли 13 лет он в стол писал, никакого глубинного смысла в этом «испытании судьбы» он честно не видит, но и не сокрушается о «потерянном времени» да «обворованном неустроенным бытом таланте». Он прекрасно, кажется, и сейчас осознает, что написанное им до сих пор могло бы в этом самом столе лежать, искренне рад, что случилось иначе. Вот это спокойное отношение к реальности и подкупает.

А литература живет себе. Да-да-да, без Толстых и Достоевских, как вздыхают многие и читатели, и писатели и, понятно, издатели. Так и время другое. Жизнь другая. И вот живет литература, а ее все хоронят и хоронят. А, может, дело-то не в ней?