Горе без ума. Что такое «гражданская смерть»?

Избавиться от человека-проблемы и не испачкать руки — это ли не мечта сегодняшних великих комбинаторов? Расправиться с неугодными, не прослыв при том коварным злодеем и душегубом — что может быть привлекательней? Завладеть чужим имуществом, отобрать детей и остаться при этом «порядочным человеком» — разве не фантастика? К сожалению реальность. Решить вопрос можно при помощи психиатрии. Достаточно превратить человека в «юридический ноль», и навсегда забыть о каких либо претензиях с его стороны. Схема не нова, но действенна.

Когда квартира в центре Москвы не в радость

История Ирины Жихаревой тянется с 2004 года. Именно тогда у московской студентки в страшных мучениях умерла от рака мать. В это же время девушку оставил любимый человек. Не справившись с потерями, она впала в депрессию. Родная бабушка посмотрела на страдания внучки, да и отправила ее подлечиться в психиатрическую клинику. Хотела, известное дело, как лучше.

— Ей ведь уход требовался тогда, — вспоминает Дляфруз Миниходжаевна. — А я что? Какой от меня прок? Потом вот отец на горизонте появился. Я подумала, раскаялся человек, поможет кровинушке.

А каяться было в чем. Дело в том, что Александр Жихарев отказался от «кровинушки», когда той не было и года. Он тогда даже официальный отказ написал под предлогом, что дочь, дескать, не его. Но люди с годами меняются. А Жихарев так вообще предстал перед дочерью в качестве художественного руководителя ансамбля «Святолитие». В Коломенском, где он дает концерты, его знают как «бывшего кремлевского звонаря». В общем, переехал заботливый отец в двухкомнатную квартиру дочери, вскоре и сожительницу туда перевез, а еще через какое-то время ему показалось, что Иру не долечили…

Дальше события развивались стремительно. Жихарев на основе раздобытой им справки о социальной опасности дочери, в мае 2006 года через суд лишил ее дееспособности. Ни саму Ирину, ни ее бабушку при этом не спросили. Суд при этом своим вниманием не почтили ни сотрудник ПНД, ни представитель органов опеки, хотя закон и предписывает их обязательное присутствие. Время от времени Жихарев вновь определял дочь на лечение. Каким был быт в злополучной московской квартире, по возвращении Иры из больницы, можно только догадываться. Но, судя по тому, что Ира почти сразу убежала к бабушке, представления о семейной идиллии у отца с дочерью не совпадали.

— Ира рассказала мне ужасные вещи, — говорит бабушка. — Будто он, расставаясь со своими любовницами, насиловал ее. А потом он выставил Иру из ее же комнаты, и поселился там с новой пассией. После этого мы решили, что будет лучше, если Ира уедет в Петербург к отчиму, который раньше очень хорошо к ней относился.

Петербургское пристанище

Северная столица встретила Ирину прохладно. Отчим Александр Мосин кардинально изменил свою жизнь — превратился в женщину! И в свете открывшихся перед ним новых перспектив проблемы падчерицы казались такими безумно скучными. Хотя поначалу он и вызвался помочь девушке в обмен… на долю в квартире.

— Разговор с бабушкой об оформлении на меня половины квартиры был, но без права продажи, — говорит теперь уже по новому паспорту Александра Мосина. — Но эта мера и смогла бы оградить квартиру от посягательств отца и представителей опекунского совета. Да и я могла бы отбить свои затраты на решение Ирининой проблемы, сдавая комнату в этой квартире. Я потратила на Ирину около 8 месяцев, но никакой отдачи не увидела.

Ира оказалась одна в чужом городе. На улице. Без денег. Такой во дворе ее и нашли жители дома на Жуковского. Сначала люди стали подкармливать бездомную. Отойдя от шока, Ира рассказала сердобольным гражданам свою историю. Рассказ, конечно, был воспринят как «бред сумасшедшего». По известному адресу Иру и направили — тем более зима приближалась. Но люди стали навещать Ирину в больнице, среди них и петербурженка Лариса Киселева, больше других прикипевшая к странной девушке.

— С превеликим для себя ужасом я стала понимать, что история Иры — правда, — говорит Лариса Александровна. — Я пообщалась с отчимом, нашла бабушку и отца. Отец сначала отказывался от моих предложений приехать, а потом нагрянул сам. При встрече он стал убеждать меня, что его дочь опасна, но факт их половых отношений отрицать не стал. Сказал, что хотел, чтоб она испытала простое женское счастье…

Вскоре Ирину отправили в Москву. В столице папа вновь отправил ее в психушку. Хотя по закону больного в стадии ремиссии нельзя помещать в клинику без его разрешения. Ира согласия, разумеется, не давала. Лариса Киселева, посоветовавшись с бабушкой, стала собирать документы на опекунство. Ира после очередного лечения, вновь сбежав от отца, переехала жить к ней в Петербург.

— Я стала работать с юристами, чтобы вернуть Ирине дееспособности, — пояснила Лариса Киселева. — Сейчас существует такая практика. Перед этим нужно было добиться продления сроков обжалования судебного решения о признании ее недееспособной. Нюанс в том, что с одной стороны сделать это могла по закону только сама Ирина или ее представитель, а с другой стороны сделать это ей было нереально, ведь тем же решением она превратилась в «юридический ноль», а ее представитель Жихарев никогда бы на это не пошел.

В апреле 2009 благодаря стараниям бабушки и Ларисы Александровны в Москве на Опекунском совете Муниципального округа Фили-Давыдково Жихарева лишили права опеки, попросили сдать ключи от квартиры. Но и Ларисе Киселевой в опеке отказали. По ее словам, инспектор Лариса Окатова заявила, что Ира, оставшись без опеки, будет отправлена в интернат, а приватизированная на ее имя (!) квартира отойдет в ведение совета.

Но вскоре все вернулось на круги своя. Жихарев стал веером рассылать жалобы по инстанциям. В одной из них написал: «Совершенно очевидно, что моя дочь, стала заложницей двухкомнатной квартиры». И ведь не соврал. Только охотниками за квадратными метрами он назвал родную бабушку и Ларису Киселеву. Последнюю он обвинил еще и в том, что та якобы похитила его дочь и незаконно ее удерживает. Дело, правда, развалилось. 29 июля 2009 года 78 отдел милиции по Центральному району известил Александра Жихарева постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления. Но отца это не особенно огорчило — в Москве его вновь назначили опекуном. Вскоре он опять упрятал дочь в психушку уже в Питере — просто вызвал санитаров, а уж они просто подкараулили ее во дворе.

Судебная тяжба с заботливым отцом

И все же в октябре 2009 года Ирина Жихарева направила в московский городской суд кассационную жалобу, приложив к нему ходатайство о продлении сроков обжалования. Первое заседание должно было состояться в конце ноября, но слушание трижды переносили из-за нежелания врачей выпускать Иру из больницы. 4 марта 2010 решение Дорогомиловского суда Москвы о признании Жихаревой недееспособной было признано недействительным. При этом из московской больницы Иру выпускать почему-то не захотели. А потом ее и вовсе перевели в больницу села Кудиново Ногинского района. А когда бабушка в первый раз добралась до этой лечебницы, ее туда попросту не пустили, на решение суда от 4 марта врачи даже не взглянули.

Впрочем, когда число неравнодушных к Ирининой проблеме людей стало напрягать эскулапов, Ирину назначили на выписку. Шутка ли, к делу подключили даже священнослужителей Ногинского района. Вот только отец в обжаловании последнего решения потребовал повторной экспертизы относительно душевного состояния дочери. Освидетельствование проводили те же врачи, что и в 2006 году. Повторная экспертиза оказалась не в пользу Ирины. Однако, поскольку Жихарев отозвал свою жалобу, то 26 мая суд оставил в силе решение от 4 марта. Тут же в дело вмешался опекунский совет, настаивающий на возврате Ирине недееспособности.

— Я считаю, что это очередная игра опекунского совета и отца, — предполагает Ирина. — Он советуется с ними по каждому поводу. Отец отозвал иск и даже попросил у меня в суде прощения, чтобы отвести от себя подозрения, и сразу с претензиями появились представители опекунского совета. Я нахожусь в постоянном страхе перед органами опеки, боюсь очередной психушки. Я и так уж натерпелась. Меня долгое время принуждали принимать запрещенные препараты (аминазин). В результате я подорвала здоровье (сбой в эндокринной системе, нарушение цикла, общее плохое самочувствие, нарушение памяти). Но сейчас я живу в Петербурге у друга, все делаю самостоятельно, хожу по магазинам, готовлю, стираю. То есть я вполне дееспособна.

Сам же отец все никак не поймет стенаний дочери и уверяет, что она, напротив, должна быть ему благодарна.

— Это же именно я и вернул ей дееспособность, — говорит Александр Жихарев, забывая о том, что, прежде всего, в «юридический ноль» он ее и превратил. — Но я уверен это ненадолго, потому что объективно Ира нуждается в уходе врачей. И я думаю, в октябре она снова окажется в больнице, об этом мне говорят медики. А я им доверяю. Вообще проблема моей дочери банальна — слишком многие хотят завладеть ее квартирой и, в первую очередь, ее бабушка, которая когда-то разрушила нашу семью и даже вынудила меня подписать отказ от родной дочери. Вот и сейчас она делает все, чтоб рассорить меня с дочерью. В итоге я более не являюсь опекуном, а Ира подвергается риску потерять квартиру.

Вероятно, под медиками, которым так доверяет Александр Жихарев, он подразумевает персонально главного врача столичного психоневрологического диспансера № 2 Бориса Штанагарова, на которого была возложена в свое время почетная миссия «осуществлять контроль за выполнением опекунских обязанностей Жихарева».

Бориса Штангарова уличали в отказе предоставлять пациентам информации об их диагнозах. Были и суды. В конце 2007 года Пресненский районный суд Москвы признал незаконными действия главного врача психоневрологического диспансера № 2 Штангарова Б. Л. по непредставлению бывшему пациенту копии амбулаторной карты и обязал его предоставить требуемую гражданином копию карты. В 2010 году главврач ПНД № 2 был втянут в другой скандал, связанный с работой Московского городского психоэндокринологического центра. Удивительно то, что в этом центре, специализирующемся на выдаче разрешений по смене пола, деньги клиентов оформлялись почему-то как благотворительные пожертвования в фонд ПНД № 2.

А тем временем проблема Ирины остается не полностью решенной. Сейчас на горизонте появился ее бывший ухажер — заслуженный актер России Игорь Ларин, тот самый, который оставил ее одну со своей бедой в 2004 году. Он неожиданно вызвался помочь девушке произвести обмен московской квартиры на питерскую. По словам девушки, молодой человек при этом предлагает интересную схему: сначала он советует Ирине оформить на него дарственную на столичную жилплощадь, а уж потом обещает приобрести жилье в северной столице. Игорь Ларин опровергает эти заявления и убеждает, что Иринина жилплощадь ему не нужна.

— Последнее время она писала и звонила мне и рассказывала о том, как у неё хотят отнять её квартиру разные родственники, — рассказал руководитель московского театра «Монплезир». — Звонил недавно ее отец и говорил, что она очень больна, всех измучила и должна лежать в больнице. Мне, естественно, не нужны её квартиры и слишком частые звонки тоже напрягают. Я спокойно отношусь к разного рода безумным художникам, так как в Питере общался и общаюсь с ними постоянно. Очень бы хотел в дальнейшем не вникать в её семейные проблемы.

Как быстро отобрать детей

Интересно и то, что однажды, когда Ирина Жихарева коротала дни и вечера в 6-ой психиатрической больнице Санкт-Петербурга, соседкой ее стала еще одна столичная гостья. В конце 2008 года в «душевнобольные» записали бывшую супругу бывшего первого заместителя председателя правления Внешторгбанка Вадима Левина — Анну Астанину. За стенами сумасшедшего дома преподавательница иностранного языка Российского государственного гуманитарного института Анна Астанина оказалась из-за того, что не смогла поделить с бывшим мужем… детей. 17 мая этого года она выиграла суд в отношении недобросовестных врачей-психиатров.

А произошло тогда все спонтанно. Анна прилетела в северную столицу для встречи с приятелем Левина — Шотой Ботерашвили, кстати, врачом-неврологом по образованию. С ним женщине предстояло провести переговоры по «детскому вопросу» (напрямую банкир общаться с бывшей женой не желал).

— Мы с Шотой тогда отправились в его ресторан «Арагви» на набережную Фонтанки, — Вспоминает Анна. — Заведению почему-то было закрыто «по техническим причинам», но в нем был накрыт очень пышный стол. Шота сначала рассуждал о грузинской кухне, потом вышел, а, вернувшись, стал на меня орать. Он обвинил меня в том, что я чуть не свела в могилу его близкого друга (Левина). Потом пригрозил психушкой. После этого ко мне подошли двое, водитель и охранник, запрокинули мне голову и начали заливать водку прямо из бутылки. Затем, они стали бить посуду, имитируя хулиганство. Шота в это время непрерывно кому-то названивал. Потом я отключилась полностью, последнее, что помню, чьи-то слова «все скорая подъехала». Очнулась я в непонятном помещении, где вскоре появились люди в белых халатах. Так узнала, что я в психиатрической клинике.

В больнице у женщины отобрали все вещи, в том числе и мобильный, сказав, что «всем, кому нужно» уже позвонили. С первого дня начали что-то колоть. Через пару дней состоялся суд, на который не пустили даже питерских родственников Астаниной, и было вынесено решение о принудительном лечении. Свидетелями выступили бывший супруг и няня сына, проживающего с Левином, Эмма Джавадян.

При этом адвокатам пациентки в больнице чинили всевозможные препятствия. Врач Сергей Шестернин, сославшись на врачебную тайну, отказался рассказывать юристам, что колют Анне, не смог предоставить сразу решение суда. Почему освидетельствование Анны, проходило, в то время как в ее крови был алкоголь, врачи тоже не смогли объяснить. А через три недели, под давлением юристов и родственников, Анну выписали.

— Добиться справедливости оказалось еще не так-то просто, — рассказывает Анна. — После того, как страсти немножко улеглись, я обратилась в суд с иском к VIIБ № 6 Санкт-Петербурга. Перед этим я прошла экспертизу в Институте Сербского. К освидетельствованию были привлечены и лучшие специалисты из Росздрава. Все результаты были в мою пользу. Но руководство 6-ой больницы, проигнорировав все эти заключения, назначило свою экспертизу, для проведения которой назначили только своих специалистов. По их документам я вновь оказалась сумасшедшая. В итоге решение Смольнинского районного суда Петербурга было не в нашу пользу. Но мы на этом не успокоились, подали жалобу. 17 мая решение в нашу пользу вынес уже городской суд.

Левин суд своим вниманием не почтил. Он не вызывался даже как свидетель. Ботерашвили настаивал на том, что Астанина уже давно была со странностями и психически не здорова. Право постановки диагнозов он присвоил себе вероятно на основании своего медицинского образования. При этом объяснить, почему он вызвал скорую психиатрическую помощь, минуя милицию, он так и не смог.

— Отстаивать права в такой сфере очень сложно, — комментирует адвокат Любовь Дуйко. — Недобросовестные врачи втягивают судебную систему в разрешение подобных частных семейных конфликтов. Это некий механизм расправы над неугодным человеком, который не готов отказываться от своих родительских прав. В подобных делах о недобровольной госпитализации суды зачастую вводятся в заблуждение врачами, которые недобросовестно пользуются своими знаниями в психиатрии, «льют воду», «уводят су» от основных моментов, втягивают участников процесса в обсуждение медицинских терминов и т.д. К счастью, в нашем случае, в деле есть экспертиза Сербского, которая четко оценила все действия в отношении Астаниной и ее состояния в целом.

А что банкир и его посредник?

Получить комментарии от второй стороны этого странного дела не удалось. Супруга Шоты Ботерашвили Виктория Шамликашвили заверила журналиста, что Шота Давидович не станет общаться с прессой ни при каких условиях, и настоятельно рекомендовала не поднимать эту тему в СМИ и не упоминать имя ее мужа. Раздражение супруги авторитетного бизнесмена понять не трудно, господин Ботерашвили так часто отмечался во всевозможных скандалах, что лишний раз было бы полезно остаться в тени.

Поиск грузинского посредника через связанные с ним коммерческие структуры результатов не дал. В ЗАО «Неохим», где Шота Ботерашвили числится в качестве совладельца, сообщили, что человек с такой фамилией на предприятии неизвестен. В инвестиционной компании «Отраслевой фондовый центр», деятельность которой также связывают с Ботерашвили, затруднились предоставить какую-либо информацию. Руководство «ВТБ-Девелопмент», где до 2006 года Ботерашвили, по данным годовых отчетов, являлся акционером с 10-процентной долей капитала также, и уже давно, дистанцировалось от столь неоднозначной фигуры.

А между тем именно с ВТБ связан последний скандал Ботерашвили. Весной 2010 года миноритарии ОАО «Банк ВТБ» потребовали от правоохранителей разобраться с договорами купли-продажи и сдачи в аренду 30 буровых установок ZJ50DBS. Заявители сообщили, что дочерняя компания банка ОАО «ВТБ-Лизинг» вместо того, чтобы напрямую приобрести товар у китайского производителя по 10 млн. долларов, обратилась к посреднику — кипрской фирме Clusseter Limited, продававшей 30 установок более чем по 15,2 млн. долларов за штуку. После этого оборудование передали в аренду ООО «Велл дриллинг Корпорэйшн», членами совета директоров которой являются Шота Ботерашвили и Виктория Шамликашвили.

Не исключено, что приблизиться к финансовым потокам структур ВТБ Ботерашвили в свое время помог как раз его друг Вадим Левин, который в июле 2009 года покинул пост зампреда ВТБ, вернулся в родной Петербург, чтобы «заняться личными проектами». Вот только отыскать бывшего банкира в северной столице не получилось. Старые телефоны Левина заблокировали, номер телефона родителей также давно не актуален.

Впрочем, свое мнение относительно пребывания своей бывшей супруги в психушке он высказывал еще в конце 2008 года. «Общая раздражительность присутствовала давно и усугубилась после рождения дочери. Внезапные вспышки гнева. На самом деле по ее прямой вине я получил, если не инвалидность, то потерял большую часть здоровья. Мне была произведена уникальнейшая операция. У меня был дефект аорты — расслоение аорты. Что, в общем-то, было вызвано прямым нападением жены на меня. Насколько я знаю, последний случай (который происходил в Петербурге, без моего участия, меня там не было, я там не присутствовал) — он тоже был связан с нападением на человека. Моей бывшей жене присущ был в последнее время в серьезной степени алкоголизм» — пояснял он ресурсу «Закс.ру» в первые дни скандала.

Больница номер шесть

Но вернемся к пациентам 6-ой психиатрической больницы в Питере. Ведь Анна Астанина не заканчивает список странных пациентов клиники. В 2006 году сюда на принудительное лечение направили Нину Корнеенко, пенсионерку из Колпино. Женщине «посчастливилось» увязнуть в долгой судебной тяжбе с неким гражданином Анатолием Кучинским. Последний обвинил женщину в оскорблениях и клевете, но когда не смог аргументировано доказать это в суде, он в сердцах обвинил Нину Исааковну в помешательстве. Удивительно, но этого было достаточно для проведения принудительной психиатрической экспертизы. 17 мая 2006 года Корнеенко доставили в психушку.

— Меня везли в больницу в сопровождении двух участковых, которые надели на меня наручники, — вспоминает Нина Исааковна.

«Лечилась» пенсионерка до 22 июня. Довольно долго, если учесть, что в итоге главный врач Алла Гурина подписала заключение о том, что женщина не страдала и не страдает никакими психическими заболеваниями. А ведь Нина Корнеенко пыталась убедить в этом врачей еще до этого — на руках у нее была результат независимой экспертизы.

— Это ужасно. Я три недели провела в палате с буйнопомешанными только в ожидании проведении принудительной экспертизы. Ладно, хоть не кололи ничего и не заставляли принимать никакие препараты, — рассказывает женщина.

Кстати, именно в эту 6-ую больницу по случайному совпадению угодил Вадим Чарушев, известный ныне в Петербурге, как «оппозиционный блоггер». В пресс-релизе, опубликованном в социальной сети «вКонтакте», в одной из групп, созданной Вадимом, сообщалось, что «6 марта 2009 на улице возле его работы к нему подошли двое: девушка отвлекла, парень ввел шприцем какой-то наркотик… Доставили в 30-е отделение милиции Василеостровского района Санкт-Петербурга… В ночь на 7 марта молодого человека повезли «лечиться» в городскую психиатрическую больницу». Справедливости ради, стоит отметить, что тогда парня почему-то не поддержали родители, отказавшись общаться с журналистами. А комиссия Независимой психиатрической ассоциации России пришла к выводу, что в этом конкретном случае «права нарушены не были» и «госпитализация и лечение Чарушева были обоснованы».

В 2004 году дееспособности был лишен Павел Штукатуров. «Гражданская смерть» свершилась благодаря стараниям его матери, которая, по словам Павла, стремилась завладеть квартирой, доставшейся ему от бабушки. О своем новом статусе молодой человек узнал, лишь случайно найдя копию решения суда. После столь удивительного открытия он обратился в Центр по защите прав лиц с проблемами психического здоровья, было подано заявление в Европейский суд по правам человека. В это время родная мать отправила его больше чем на полгода на лечение в психиатрическую больницу №6.

Только в марте 2008 года Европейский суд вынес постановление по делу «Штукатуров против России». Признав нарушение ряда статей Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Суд установил, что в заключении о душевном здоровье Павла Штукатурова не было сведений о том, в чем именно выразилась его недееспособность.

Главврач Городской психиатрической больницы № 6 Алла Гурина, не смогла объяснить, почему ее учреждение так часто отмечается в скандалах. Журналистский запрос она проигнорировала, а от нежелательных звонков прессы отгородила себя уходом в отпуск.

Закон работает, но в теории

Все вышеописанные случаи объединяет одно обстоятельство — уж очень просто и быстро здоровые люди превращались в душевнобольных. Неужели и правда, расправиться с неугодными при помощи людей в белых халатах так легко?

Автор этого материала решила провести небольшой эксперимент — попробовала «упечь» в психушку вымышленную соседку вымышленной коммуналки. Была даже сочинена леденящая душу история о бабушке — божьем одуванчике, в мгновение ока перевоплощающейся в мерзкую старуху, кидающуюся с вилкой на 5-летнего ребенка, запевающую матерные частушки и обескураживающую нежные души жителей злосчастной коммуналки неожиданным стриптизом. Но представителя справочной службы психиатрической больницы все эти ужасы не заинтересовали, она посоветовала мне обратиться с подобной проблемой в ПНД по своему району.

В ПНД тоже времени терять не захотели. Сотрудница диспансера, ответившая на мой звонок, отказалась вникать в подробности дела и сразу поинтересовалась фамилией потенциальной пациентки. Пришлось дать буйной соседке имя. Но и этого собеседнице оказалось недостаточно, чтобы уточнить по базе, состоит ли «пациентка» на учете. Женщина потребовала назвать точный адрес. К такому повороту я оказалась не готова и сослалась на то, что не могу назвать номер квартиры из-за возможного гнева соседки. «Без адреса и консультации не будет», — отрезала работник ПНД и повесила трубку.

Откровенно говоря, такая реакция даже порадовала. Ведь это означает, что подобные деликатные проблемы пока еще не решаются на уровне телефонной беседы. Но с другой стороны, на что можно рассчитывать, не располагая нужными связями? И потом не известно, какой бы характер приобрела консультация, если бы речь шла о реальном претенденте на «лечение». Поскольку людей, готовых рискнуть здоровьем и исполнить роль «кандидата в психи» среди моих знакомых не нашлось, я решила пойти классическим путем и прибегнуть к помощи эксперта.

— Случаи Ирины Жихаревой и Анны Астаниной, хотя и совершенно разные, но обе эти истории демонстрируют огромную власть, которой обладают психиатры, — комментирует ситуацию адвокат и юридический советник Психиатрического правозащитного центра Дмитрий Бартенев. — К сожалению, вседозволенность и отсутствие какого-либо контроля над заключениями психиатров привели к тому, что любое психиатрическое заключение воспринимается как абсолютная истина. Многие судьи искренне считают, что они не вправе проверять заключения психиатров, хотя закон требует от судей принятия самостоятельного решения о недобровольной госпитализации или лишения человека дееспособности.

По словам специалиста, решения о признании гражданина недееспособным, несмотря на постановление Конституционного Суда и Европейского Суда по правам человека, до сих пор рассматриваются судами как какие-то малозначительные формальности, не требующие детального анализа ситуации самого гражданина, которого лишают практически всех гражданских прав.

— Зачастую такие решения принимаются исходя из удобства родственников, для того чтобы облегчить возможность распоряжаться судьбой неугодного члена семьи, — добавляет адвокат. — А между тем в законе до сих пор практически нет эффективных способов, которые человек может использовать для возвращения своей дееспособности. По сути, признание «недееспособным» означает для человека «гражданскую смерть». Сегодня человеку, попавшему в психиатрическую больницу, очень сложно отстаивать свои права, так как эти учреждения до сих пор остаются закрытыми для внешнего контроля, туда даже адвокатов часто не пускают. Поэтому можно посоветовать, если нет возможности получить адекватную юридическую помощь, постараться добиться максимальной публичности.

В отдельную проблему, по мнению Дмитрия Геннадьевича, можно выделить повсеместное ограничение права на проведение психиатрической экспертизы только государственными учреждениями во главе с Центром Сербского.

— В такой ситуации очень сложно получить альтернативное экспертное заключение, никакой реальной состязательности на практике обеспечить в суде невозможно, так как экспертизу всегда проводят одни и те же учреждения и суды им доверяют только потому, что это — государственная экспертиза.

Тем не менее, Дмитрий Бартенев считает, что существующий Закон о психиатрической помощи все же способен защитить людей от произвола психиатрии… В теории. Так как за годы существования этого закона многие заложенные в нем идеи — прежде всего — приоритета личной свободы — утратили свое значение. К примеру, основания для недобровольной госпитализации в законе ограничены исключительными ситуациями, но на практике любое психическое расстройство может привести к недобровольной госпитализации, а суды с легкостью утверждают такие заключения психиатров, нанося ущерб не только авторитету психиатрии, но и судебной власти. Случай Анны Астаниной — как раз пример такого произвола, показывающий, как чрезвычайно сложно бороться с системой.

Сокращенный вариант статьи опубликован в «Новой газете» (№ 71, 27 - 29 сентября 2010 года).